Театральный журнал «Резонанс» вышел в свет в январе 2025 года и взял курс на постоянное обновление и развитие. Пусть он станет вашим советчиком и другом, путеводителем по афише, зеркалом театрального закулисья, фонариком, освещающим траектории режиссёрского замысла. Пусть он отразит ваши впечатления, чувства, мысли, вызванные театральным искусством. Пусть резонанс от наших спектаклей будет радостным!

Постоянные рубрики журнала предполагают подробное и вдумчивое знакомство с событиями, фактами, планами, атмосферой театра «Глобус». Каждая из них рассматривает определенную сторону творчества и того, что ему сопутствует.

«Процесс» — это история создания спектакля, этапы его развития вплоть до премьеры.

«Создатель» — зарисовки об участниках творческого процесса, будь то актер, режиссер, художник, композитор, служитель сцены.

«Тема» — это тематическая перекличка различных спектаклей, встречающиеся в них общие мотивы и совпадения, которые складываются в тренды и тенденции, помогая понять жизнь вокруг нас.

«Эпизод» — это слепок спектакля в одном эпизоде, наиболее полно выражающий идею и замысел создателей, акцент на какой-то грани спектакля, возможно, не замеченной на премьере. Это яркий фрагмент общей картины, это капля, отражающая море.

«Премьера» — это подробности состоявшегося спектакля, взгляд на него как на законченное произведение.

«Фотопозитив» — это фотографии с репетиций, отражающие наш позитивный настрой и отличное настроение, которое мы хотим передать зрителям.

«Моменты» — это интересные мгновения, выхваченные из гущи творческой жизни и пойманные объективом фотографа.

«Отклик» — это фотографии вас, зрителей, окликающихся эмоциями на увиденные спектакли.

«Контакты» — это координаты, по которым вы можете позвонить или написать, чтобы спросить, посоветовать, предложить, раскритиковать, поделиться впечатлениями.

Мы ждем обратной связи и будем рады более близкому знакомству с вами!

Ваш резонатор Яна Колесинская
Архивные материалы вы можете прочитать, если перейдете по ссылке на канал нашего журнала:
https://dzen.ru/id/68e104f31130210c9366334a

Новогодняя кампания пройдет в «Глобусе» с 25 по 30 декабря и со 2 по 11 января. Она предполагает в общей сложности 132 показа, 63 из них – феерия «Снежная королева». На большой сцене будет показано по четыре спектакля в день, чтобы у каждой новосибирской семьи появилась возможность увидеть это чудо.

В «Снежной королеве», включая заглавную героиню и главных героев, 14 персонажей, каждого из которых играет четыре актера, а это почти вся труппа. А еще вселенную «Снежной королевы» населяют Снеговики, Придворные, Разбойники, Зонтики, Ведьмочки, за которых отвечают артисты студии пластики. И конечно, в массовых сценах, создающих атмосферу многонаселенного мира, будут заняты дети, а это ребята из вокальной студии. Новогодние праздники еще раз доказывают, как велика для «Глобуса» роль детско-юношеских студий. Реальность новогодних представлений такова: юные зрители и их родители отдыхают, а театральные службы работают по напряженному графику без каникул и выходных.

Участники спектакля еще не видели чертогов Снежной королевы, в которых она заморозит несчастного Кая и заставит его выкладывать слово «вечность» из кусочков льда. На репетициях (см. фото) их заменяют обыкновенные кубы из картона. В художественно-декорационном цехе, согласно техзаданию художника-сценографа Тимура Гуляева, в разгаре работа по изготовлению ледяных глыб, снежных заносов, таежных лесов и прочих локаций, через которые предстоит пройти Герде в поисках пропавшего Кая. А в пошивочном цехе идут примерки роскошных костюмов, которые актеры начнут осваивать, когда репетиции переместятся из репетиционного зала на сцену.
До премьеры еще две недели, и никто из создателей спектакля пока не знает (так всегда и бывает), что же получится в итоге. На репетициях режиссер Сергей Захарин делает разводки, уточняет мизансцены, определяет их тайминг. Все вместе корректируют текст инсценировки, адаптируя его к конкретным актерам, условиям и обстоятельствам.

Уже сейчас эпизод встречи Герды и Кая в чертогах Снежной королевы (см. фото, где представлен один из многих эпизодов постановки) обещает быть особенно пронзительным. Герда растормошит Кая рассказами о доме, бабушке, ее розах – символе добра и любви. Его заледеневшее сердце растопят слезы любимой сестрички, которая уже было отчаялась увести его из ледяного дворца, но надежда оказалась сильнее.

Не зря же герда проделала такой долгий и опасный пусть! Обратная дорога будет гораздо проще, ведь возвращение домой, где тебя ждут, сокращает любое расстояние.

12 декабря 2025 г.

НИЧЕГО НЕ НУЖНО ИГРАТЬ!
Коллеги поздравили с 70-летним юбилеем заслуженного артиста России Александра Варавина, отдавшего театру «Глобус» почти сорок лет.

Юрия Яковлева не взяли во ВГИК из-за «некиногеничной внешности», а при поступлении в Щукинское училище Владимир Этуш, состоявший в приемной комиссии, прикрикнул: «На завод!» Владимир Меньшов поступил в театральный вуз только с четвертой попытки, а в перерывах между абитурой работал токарем в Астрахани, шахтером в Воркуте, матросом в Баку. Евгений Князев, не принятый в театральный вуз, сначала получил диплом горного инженера. Владимира Машкова исключили из Новосибирского театрального училища за драку. Александр Варавин был отчислен с третьего курса того же училища за профнепригодность, согласно решению его педагога Льва Белова.

Когда Варавин поступил на работу в новосибирский тюз, главреж Лев Белов, не узнавший бывшего ученика, воскликнул: «Какая индивидуальность! Где же вы были, молодой человек?» А «молодой человек» много где был. Отвергнутый Новосибирском, он окончил Ярославское театральное училище. Работал в Северодвинском драматическом театре. И только через десять лет, в 1986 году, вернулся в родной город. Еще через десять лет получил почетное звание «Заслуженный артист России». Спустя некоторое время был награжден медалью «За вклад в развитие Новосибирской области», а затем еще и медалью ордена «За заслуги перед Отечеством» II степени.

Даже не верится, что мастера, рожденного быть большим актером, сразу не разглядели. Не признали в нем талант, который проступает в каждом шаге, в каждом жесте, в каждом проявлении – от голоса волшебного тембра до редкостного умения носить костюм, будь то сценическая тройка с бабочкой бродвейской звезды Ника Барбера в «Парочке комедиантов» (где Варавин еще и исполнял на языке оригинала композиции из репертуара Фрэнка Синатры), расшитая серебром хламида с чалмой мага Раджапура в «Отеле двух миров» или собственный вязаный жилет. На открытии выставки, названной словами юбиляра «Семьдесят – это молодость старости», коллеги как один отмечали аристократизм, глубину, чувство юмора, чувство стиля «фрачного артиста». Сам Варавин во время торжественной церемонии остался в гримерке. Через полчаса – выход на сцену в спектакле «С вечера до полудня» по пьесе Виктора Розова. В такие моменты необходимо остаться одному, отключиться от посторонних вещей, настроиться на образ человека, который тоже прошел длинный путь, но растратил свои силы впустую.

Роль беллетриста Жаркова – этапная для Александра Варавина. Впервые он сыграл старика, который совершил поступок, для зрелого возраста абсолютно невероятный. Адепт социального заказа подверг критическому анализу свои деяния и, подобно Гоголю, отправил их в топку. Но гениальный Гоголь сжег второй том «Мертвых душ», будучи гораздо моложе и при этом физически и психически болен. А заурядный Жарков, находясь в здравом уме и трезвой памяти, уничтожил рукопись конъюнктурного романа, еще вчера казавшегося ему вершиной карьеры.

Вообще-то нам не свойственно изживать свои недостатки, а в старости они только усугубляются. К тому же, зачем что-то менять маститому писателю, состоявшемуся литератору, титулованному деятелю, получившему от государства все блага. Он привык к признанию, а призвания не было и нет. Потребовалось особое мужество, чтобы сказать это не только самому себе, но и близким.

На репетициях Варавин исследовал противоречивую натуру Жаркова до самого донышка. Придумывал оправдания его карьеризму, искал пристройки, обнажающие его напряженные нервы, приспосабливал к нему и свою самоиронию, и свою тяжеловатую походку, и свое отношение к окружающей действительности, где для всех стали привычными публичная ложь и самообман, примиряющий с публичной ложью. Режиссер Алексей Логачев вел репетиционный процесс подробно, дотошно, неспешно, в русле русской психологической школы рассматривал каждый шаг персонажей. В такой обстановке складывался столь тонкий разбор пьесы, будто ставили самого Чехова. Варавин в полной мере использовал свое умение прожить переломный момент в жизни героя так, чтобы зритель откликался искренним сопереживанием. На поклонах ему на сцену несут букеты и молодежь, и старушки столь древние, что Жарков годится им в сыновья. Вот как устойчива любовь к театру, зародившаяся еще в прошлом веке, когда трава была зеленее, а супер-занавес бархатистее.

Короткий промежуток времени с вечера до полудня становится решающим для всех героев спектакля. Каждый из них вынужден выйти из зоны комфорта, каковой им представляется обжитая квартира в центре Москвы, и отважиться хоть как-то изменить свою жизнь, а значит, и себя самого. Находясь в кругу семьи, Жарков подспудно чувствует, что его уютный мирок дает трещину. Чтение вслух своего детища – это же такой кайф для творца, но невозможно не заметить, что слушатели не разделяют этих чувств. Верный друг Егорьев в исполнении Артура Симоняна, просидевший с ним до поздней ночи, пытается найти корректные формулировки, чтобы не соврать, но и не обидеть. Жарков злится, цепляется к мелочам, придирается к словам, докапывается до истины и в то же время боится ее. Гримаса раздражения на окружающих, но прежде всего на самого себя сменила самодовольную ухмылку. Карета прошлого медленно разваливается на кусочки.

Ключевую сцену саморазоблаченного писателя Варавин играет как тихое соло на скрипке. Жарков, роняя на ходу листы рукописи, углубленный в себя, сосредоточенный на своем решении, торопится уйти из дома, чтобы никто не остановил, не помешал развести костер и устроить аутодафе. Происходит не просто сожжение книги, так и не дошедшей до издательства. Происходит сожжение мостов в фальшивое прошлое. Совершенно другой Жарков встречает летнее утро новой жизни. «А давай мебель переставим!» – предлагает он верному другу Егорьеву, и обоих разбирает смех – примиряющий, очищающий и счастливый.

Репертуарный лист Александра Варавина содержал еще одну роль «маститого писателя». В программке «Театрального романа» по Булгакову, поставленного еще в прошлом веке, она так и значилась: «Измаил Александрович, маститый писатель». Правда, от Жаркова он отличался прежде всего тем, что законсервировался в своем самодовольстве, как и еще трое «маститых писателей» из богемной своры, уничтожавшей неудачника Максудова.

Не свойственна Александру Варавину такая постановка вопроса. Большинство его ролей исполнены с душевностью тонко чувствующего человека, страдающего от грубости окружающего мира и не умеющего защититься от этого. Такими он делает и своих героев. Казалось бы, что было взять с болтуна и нытика Гаева в «Вишневом саде» 2003-го года? В том-то и дело, что взять было с него нечего, разве что тощий кулек со снедью, который он совал Фирсу дрожащими руками: «Тут анчоусы, керченские сельди… Я сегодня ничего не ел… Сколько я выстрадал!»

У Гаева не было решимости выпрямить спину, объясниться, посмотреть в глаза. Он кидался к бильярду, хватал кий и всю свою невысказанную и невыплаканную боль вкладывал в судорожные удары по шарам. Поговорка «дуплетом в середину!» звучала у него как мольба о спасении, которого в патовой ситуации не предвиделось. Этот разорившийся помещик лучше всех понимал, что если и есть смысл сопротивляться обстоятельствам, то лишь затем, что бездействие еще невыносимее. Но бездействие одолевало его. Гаев, в смешной детской панаме, в пледе, накинутым на его плечи заботливым Фирсом, впадал в детство, когда не надо ничего решать и можно ни за что не отвечать. «Лирика на краю пропасти» – определил тогда жанр постановки режиссер Игорь Лысов.

Чехов до сих пор остается в послужном списке Александра Варавина. Среди девяти спектаклей текущего репертуара, в которых он занят, значится настоящее цирковое представление, идущее с аншлагами на протяжении почти 18 лет. Он играет господина N, соединяющего в единое целое сюжетные линии дворовой Каштанки и цирковой Тетки. Также ему отдан номер, стоящий особняком среди веселых и бесшабашных реприз – романс Алябьева «Нищая» на стихи Беранже. Здесь и голос, и стать, и достоинство, и порода, и лирика на краю пропасти, и мощный бэкграунд прожитого и пережитого. «Сцена – это единственное место, где ничего не нужно играть», – любит повторять Александр Варавин, каждой своей работой на подмостках «Глобуса» почти сорок лет подтверждающий точность этого афоризма.

Яна Колесинская

3 декабря 2025 г.

НУЖНА ТРАГИЧЕСКАЯ АКТРИСА

В программу XVI МРФИ включены спектакли театра «Глобус». 13 декабря – «Дама с собачкой» по рассказу Чехова; 11 декабря – «Кира и Кира» по пьесе и в постановке Александра Липовского. Совершенно разные истории объединены темой любви, но тоже разной. В первом случае она разрушительна, во втором созидательна.

«Нужна трагическая актриса», – так назывался в театре на Красной Пресне давний спектакль Юрия Погребничко по знаменитой пьесе Островского про странствующих актеров. В «Глобусе» тоже шел «Лес» – в постановке Романа Самгина, где Несчастливцев, возмечтавший поставить спектакль, говорил безродной девушке Аксюше: «Нужна трагическая актриса».

Но ему, ремесленнику, пьянице и позеру, было самому некуда идти, тем более вести за собой. Аксюша, чуть было не поверившая в ночные сказки, предпочла остаться дома и выйти замуж за Петю. Спокойная, размеренная, повседневная любовь была для нее важнее, чем призрачные мечты. Да и не про любовь был тот спектакль, а про ее суррогат.

Аксюшу играла Екатерина Аникина. Из ее героини так и не получилось трагической актрисы, она была всего лишь бесприданницей, мечтавшей о семье. Та роль осталась в прошлом, а в настоящем – главные роли в спектаклях «Дама с собачкой» и «Кира и Кира», где любовь далека от спокойствия. Здесь в полной мере проявилось трагическое дарование Екатерины Аникиной, вписанное как в классическую, так и в современную драматургию.

Игорь Теплов поставил печальный рассказ Чехова как площадно-буффонно-фарсовое действо, происходящее, по его определению, в анатомическом театре. Чтобы хоть как-то приблизиться к пониманию такого загадочного явления, как любовь, нужно разъять тело и душу на атомы. Для врачей-патологоанатомов происходящее с другими – еще и повод высмеять всё и вся. Ведь это так забавно, наблюдать, как люди сходят с ума, а потом попадают на больничную каталку. У сотрудников анатомического театра всегда найдутся объекты профессионального цинизма.

Он и она, Анна Сергеевна и Гуров, рассматриваются как пациенты, пережившие болезнь со смертельным исходом. Каждый из них томился скукой повседневности, от которой было некуда деться даже в солнечной Ялте. Он привык развлекаться с «низшей расой», она не понимала ни мужа, ни себя. Их встреча всё перевернула до состояния «дрыдыриц». Любовь, неосознанная и перешедшая в состояние безнадеги, накрыла их, сломила и уничтожила.

Развязный и самовлюбленный красавец Гуров (Алексей Кучинский) и сам не заметил, как попал под расход. Тихая, робкая, ломкая Анна Сергеевна, чей разум и до этого находился в зачаточном состоянии, и вовсе не сознает, что же за страшная сила обрушилась на нее. В театре, где дают пошлую опереттку «Гейша», она сидит тихохонько, как мышка-норушка, в нелепом вечернем платьице, напяленном на больничную сорочку, в антракте быстро и воровато поедает какие-то крошки из своей сумочки. Увидев Гурова, пускается в бегство, забивается под настил подмостков, умоляет его уехать. Она и правда жалкая, эта несчастная женщина, не умеющая владеть ни собой, ни обстоятельствами.

А люди в белых халатах из насмешников и циников постепенно вырастают до сочувствующих гуманистов. Ведь, по сути, такая любовная история может случиться с каждым человеком, пытающимся как-то справиться с пустотой прозябания. Напрасно искать спасение в любви. Любовь по Чехову, писавшему «Даму с собачкой» смертельно больным, только обостряет наше бесплодное стремление к недостижимому счастью.

Традиционный реализм не способен передать то, что остается за гранью повседневности. Игорю Теплову понадобилась особая форма актерского существования, чтобы развеселить зрителя, увлечь его в стихию иронии и гротеска, погрузить в круговерть театрального абсурда – и постепенно привести к осознанию экзистенциального одиночества, из которого нет выхода. Выход находится в иных пространствах.

Вслед за «Дамой с собачкой» Екатерина Аникина шагнула в «Киру и Киру», чей мир звонок, радостен и приветлив. Но бэкграунд заглавных героев – их трагическое одиночество среди родственников и друзей, которые всё понимают, но ничего не могут изменить. Изменить можешь только ты сам.

Оба пережили утрату – у нее погиб муж, он (Максим Гуралевич) остался вдовцом. Прошлое не отпускает, не позволяет строить новые отношения, напоминает о себе музыкой, стихами, первым весенним ливнем, ароматом цветущих яблонь. И всё же отношения неминуемы, если происходит встреча с человеком такой же душевной организации. Если к нему начинает тянуть, если начинаешь постоянно думать о нем. Если решаешься позвать его на свидание, а это подобно прыжку с вышки в воду. А потом влюбленная женщина, трепетная и порывистая, искренняя и нежная, снова убегает в прошлое, и только экстремальная ситуация поможет ей окончательно понять, что им не жить друг без друга.

Любовь накрыла Киру и Киру помимо их воли, как и героев Чехова, но сломила только волю к сопротивлению. А взамен дала жажду жизни, вдохновение, смысл. Дала общее будущее, в котором мир звонок, радостен и приветлив.

Разные чувства вызывают у зрителя эти спектакли. «Дама с собачкой» заставляет задуматься о том, что в мире существуют необъяснимые с точки здравой логики вещи, и это надо принять. «Кира и Кира» внушают надежду, оптимизм, позитивный настрой. Одно не исключает, а дополняет другое.

Яна Колесинская
2 декабря 2025 г.

На фото вверху: сцены из спектакля «Дама с собачкой».
На фото внизу: сцены из спектакля «Кира и Кира».

В рамках Всероссийской недели «Театр и дети» в «Глобусе» прошла серия мастер-классов для школьников от специалистов театра. Ребята на несколько шагов приблизились к пониманию, насколько серьезен труд актера.

«Как? Этому еще и учат?» – воскликнул случайный знакомый, когда в дружеской компании ему представили студентку театрального института. Представьте себе: учат на протяжении четырех лет с десяти утра до десяти вечера. Никакой личной жизни, как говорится.

«Глобус» не первый год работает с целевой аудиторией, воспитывая ее в русле вдумчивого отношения к театру. Зритель «Глобуса» – не просто потребитель развлекательного контента, но и друг, соучастник, будущий партнер. Конечно, за один заход на мастер-классах ничему серьезному не научишься, но представление о том, что должен уметь актер, получишь. Даже если не собираешься связать будущую профессию с театром, будешь понимать, что стоит за этой праздничной легкостью на сцене.

Из репетиционного зала раздаются странные звуки – удары, топот, хлопки, дружный возглас хором «ой!». Ведущий актер труппы Александр Липовской показывает упражнения «Горох», «Муха», «Арифмометр», направленные на внимание, воображение и работу с партнером. Оказывается, не так-то просто кидать и ловить обычный теннисный мячик, если не знаешь, как нужно двигаться и посылать звук партнеру. Ведущий приоткрывает участникам одно из многочисленных правил поведения на сцене: «Если актер сделал что-то не то, забыл слова или пошел не туда, он тут же забывает об этом, то есть не отживает эту ошибку, а ждет следующего импульса от партнера».

Эти вещи студенты проходят в начале первого курса театрального института. А дальше… Дальше начинается самое главное, что на мастер-классе не освоишь. Да и не надо пока, ведь цель этой затеи – вызвать интерес, показать начало пути, приблизить к пониманию театрального организма. И тогда подростки будут смотреть спектакль совершенно другими глазами.

Серию мастер-классов провели специалисты различных направлений. Доцент кафедры музыкального воспитания и сценической речи НГТИ Елена Иванова показала ребятам правильное дыхание, от которого зависит сила слова и выразительность речи. Руководитель вокальной студии «Глобуса» Иван Ромашко тоже рассказал, как надо дышать во время пения, чтобы песня лилась из груди широко и просторно. Репетитор по балету студии пластики театра Светлана Кучинская предложила освоить элементы сценической хореографии. Завершит неделю «Театр и дети» творческая встреча с главным режиссером театра «Глобус» Сергеем Захариным.

Екатерина Гуралевич стала лауреатом Новосибирской театральной премии «Парадиз» в номинации «Лучшая женская роль второго плана» в спектакле «Самоубийца по пьесе Николая Эрдмана. Режиссер Лев Северухин, в главных ролях Никита Сарычев и Нина Квасова.

Теща главного героя Серафима Ильинична могла появиться только в пространстве спектакля «Самоубийца», и больше нигде. В ином контексте она показалась бы вульгарной, неуместной и уж никак не концептуальным персонажем. Пересказ сюжета уподобился бы вирусному бреду: косматая бабка нацепила усы и скачет на метле. Лучше процитировать ее заботливого соседа: «Расскажите ему (зятю) анекдоты какие-нибудь или просто забавные шуточки, чтобы он позабылся, отвлекся, рассеялся!»

Вот она и рассказывает, отвлекает, рассеивает, прыгает выше головы. Пытается рассмешить анекдотом, но сама – ходячий анекдот; старается подзадорить шуточкой, но сама и есть штучка-шуточка. Бедняжка не видит противоречий между добрыми намерениями и странными, мягко говоря, последствиями, чем и удобряет у себя под ногами комедийную почву: «Не рассеялся. Где же взять мне еще для него юмористики?» В других случаях намерения у тещи относительно зятя далеко не добрые. С таким зятем и правда сойдешь с ума, особенно когда обнаружишь его в гробу.

Остроумный текст Эрдмана диктует совершенно необычный способ актерского существования. Сюжет черной комедии открывает ворота для свободной фантазии. Режиссерский метод работы полностью раскрепощает исполнителей. В этом жанре уместен невероятный гротеск, любое художественное преувеличение. Персонажи «Самоубийцы» – не совсем люди. Вернее, люди, но вывернутые наизнанку и помещенные под огромную линзу, искажающую всё, что отмечено хоть какой-то червоточинкой. Да еще и посыпанные перцем, от которого по эту стороны рампы непроизвольно хохочется, пока не защиплет в носу.

Изящная актриса совершенно не узнаваема в образе карги с вороньим гнездом вместо шляпы, да еще и с бельмом на глазу. Особа неопределенного возраста чрезвычайно резва и шустра, хотя и страдает артрозом и прочими издержками старости. Она семенит маленькими ножками, как таракан, стучит сапожищами не по размеру, как дворник, размахивает крошечными ручками с пальцами в растопырку. Зятю она по пояс. Контраст их масштабов работает на визуальный юмор спектакля. Чем дальше сатанеет зять от выходок тещи, тем радостнее смех в зрительном зале, откуда хорошо видно, что происходит на самом деле.

Бойкая старушка переплетает своими крючковатыми пальцами реальное и ирреальное, логику и абсурд. Специализируясь на производстве суеты, шума, неразберихи, хаоса, маразма, она включает здравый взгляд на вещи, уравновешивая трепетную Машеньку (а та всё «Сенечка» да «Сенечка»), подтверждающую сентенцию «любовь зла». Машенька без мамочки и шага ступить не может, а мамочка за Машеньку на всё готова, даже на траурное платье с перьями, доставшееся ей не по статусу. Неуместность светского наряда выдают побрякушки вместо бус, колготки гармошкой и вызванное нестандартной ситуацией затишье в ее кипучей натуре.

Вскоре Серафима Ильинична очнется от траура – и покажет зятю жест Евгения Леонова в «Джентельменах удачи», обещавшего «моргалы выколоть». Бедному Подсекальникову, восставшему из гроба, не поздоровится.

Яна Колесинская

8 декабря 2025 г.

ПРАЗДНИК К НАМ ПРИХОДИТ!
XVI Международный Рождественский фестиваль искусств встречает зрителей в атмосфере праздника.

Зрительские фойе первого и третьего этажей сверкают новогодними украшениями. Большая елка – главная модель новогодней локации. Ее дополняют фонарики и звезды под потолком, перекликающиеся с кавалькадой хрустальных люстр и бра. Всё это великолепие отражается в окнах, задрапированных сиянием электрических гирлянд, и соответствует духу фестиваля.

Рождественский фестиваль проходит с 4 по 16 декабря, а проводится раз в два года, начиная с 1995 года. В 2025-м он отмечает своё 30-летие. Фестиваль стал брендом Новосибирской области, объединяющим творческие коллективы из 28 стран мира и собравшим более 500 000 зрителей.

СИЯНИЕ БЕЛОЙ ЛУНЫ
«Принцесса на горошине» по сказкам Андерсена: режиссер Андрей Цисарук, сценограф и художник по костюмам Ольга Суслова, художник по свету Нарек Туманян, композитор Василий Тонковидов. Премьера на большой сцене 26 ноября 2025 г.

Автор жутких историй с трагическим концом Ганс Христиан Андерсен наверняка удивился бы, узнав, что в афише детского театра, нацеленного на гуманистические идеалы, целых три его произведения. В 2023 году на малой сцене «Глобуса» вылупился инклюзивный «Гадкий утенок». В канун нового 2025 года явится «Снежная королева». В конце ноября на подмостки вышла «Принцесса на горошине». Датский сказочник не предполагал, что его безжалостные сюжеты можно интерпретировать с точностью до наоборот. Премьера Андрея Цисарука вылилась в гимн любви и справедливости.

Идея не то что витала в воздухе, а сама стала этим воздухом. Еще в прошлом веке, а именно в 1976 году, Борис Рыцарев снял по четырем сказкам Андерсена кинофильм «Принцесса на горошине» с Иннокентием Смоктуновским, Алисой Фрейндлих, Александром Калягиным, Владимиром Зельдиным… «Глобус» на основе тех же произведений сочинил свой собственный сюжет. История с горошиной так же окольцовывает похождения Принца по трем королевствам, но перенесена в современную реальность. Принц с Принцессой одеты в джинсы-трубы, а Король с Королевой в молочно-кремовый трикотаж, будто только что из офиса. Они реальны, в то время как их антиподы живут в придуманном мире.

«Ты не принцесса!» – презрительно бросают антиподы – три расфуфыренные фифы, которые встретились в прологе, чтобы затем разойтись по своим королевствам. Там всё устроено по их правилам, и Принц там чужак. Чтобы понять, что такое родная кровь и родная душа, Принцу придется пройти через чужие земли. Роскошный театральный занавес с вышитыми на нем серебристыми фигурами отсекает его от дома, и только настоящая Принцесса будет знать, что этот роуд-муви – необходимый для духовного развития этап.

Она здесь не просто девочка-припевочка благородных кровей. Она следит за сюжетом, мысленно сопровождает суженого в его злоключениях, посылает ему свою энергию. Она перелистывает волшебную книгу с раскладными картинками, – такую, от которой приходили в восторг даже не родители нынешних зрителей, а их бабушки и дедушки, отродясь не знавшие гаджетов. Именно в таких книжках прятались сказки, учившие, что счастье нужно завоевывать.

Детям больше понятна умная колонка, которая говорит голосом Алисы, ноутбук в рюкзаке Принца, светящиеся мечи, которыми бьются Принц и Тролль. Мечи, конечно, невзаправдашние; все остались живы, это вам не блокбастер. В советском фильме Тролля тоже оставили в живых и превратили в принца, но скелеты незадачливых женихов, которым Принцесса отрубила головы за неразгаданные загадки, никуда из кадра не делись. А режиссер спектакля сделал претендентов на трон одушевленными персонажами под кодовым названием «Безголовые».

Эти самые Безголовые, согласно пластическому решению хореографа Ильи Оши, то лежат в картинных позах, то двигаются как сомнамбулы, на заплетающихся ногах пересекая пространство. И оживают, когда Король, осчастливленный помолвкой дочери с расколдованным Троллем, объявляет о закрытии тюрем и открытии театров. А Принц продолжает приближаться к своей горошине, которая в руках его Принцессы превращается в серебристую жемчужину, укатившуюся на небо большой белой луной. Путеводный ориентир проливает молочное сияние на землю, заранее обещая счастливую встречу.
У Принцессы первого королевства тоже есть своя горошина – огромная уродливая шар-баба цвета сморщенного и безжизненного плода из пожухлого стручка, которой она размахивает туда-сюда, чтобы снести на своем пути всё живое.

Метафорические намеки пристало разгадывать родителям, а малыши черпают впечатления прежде всего на визуальном уровне. Сценография и костюмы Ольги Сусловой – исчерпывающая характеристика каждого героя, слепок его внутреннего мирка, его гротескный паспорт. Лучезарная безмозглость Принцессы третьего королевства задрапирована сусальной роскошью шоу-биза. На плече ее лицемерного Советника, пробившегося в элитку, устроилась меховая нашлепка в виде морды убитого зверя, на бархатную шляпку-таблетку прилипла гламурная брошь с висюльками. Звездообразные воротники Короля и Палача, как и треугольные колпаки Принцессы и придворных дам готического королевства, рифмуются с острыми зубцами замка, где долгое время свистел топор Палача. Если в фильме Принцесса первого королевства и ее фрейлины щеголяют в светлых кремовых платьях в тон подопечным Свинопаса, то в спектакле они носят маски поросят и купаются в море кружев цвета фуксии, наэлектризованных жадностью и чванством. Принцесса утопает в сковывающих движения кринолинах, словно специально созданных для того, чтобы оправдать ее физическую и духовную лень, ее человекообразное свинство. Из вороха рюш и оборок высовывается миниатюрная головка; кукольному личику, густо замазанному белилами, противопоказаны живые эмоции. Фрейлины остроумно используют необъятные юбки в качестве ширмы, за которой Принцесса, не признающая ничего настоящего, платит Принцу поцелуями за игрушки. А потом бывшие служанки с наслаждением сдергивают с нее претенциозную шелуху, чтобы толкнуть в объятия Свинопаса.

Серебряное, золотое, переливчатое, блескучее, шуршащее, летящее, струящееся и обволакивающее марево завораживает, не позволяя глазу отвлечься от ликующей театральности. А заодно намекает на то, что необъятные кринолины, ползучие шлейфы, панталоны с оборками, камзолы с вышивками, короны с каменьями – это параллельная реальность, другая вселенная. В ней Принцу с его равнодушием к роскоши, с его беспокойным сердцем, с его кодексом чести нет места. Принцесса (та, которая на горошине) перевернула последнюю страницу волшебной книги. Круг замкнулся. Принц вернулся домой. Каждый остался с тем, для чего (кого) и был предназначен.

Яна Колесинская

27 ноября 2025 г.

Действую­щие лица и исполнители
Принц Денис Горовенко, Иван Урбанович
Принцесса Александра Бутакова
Король Владимир Алексейцев, Алексей Архипов
Королева Елена Гофф, Анна Михайленко
Свинопас, Поэт Андрей Калашник, Андрей Андреев
Первая Принцесса Анастасия Ткаченко
Первый Король Андрей Вольф
Вторая Принцесса Сюзанна Никалаян
Второй Король Юрий Буслаев
Тролль Иван Басюра
Палач, Вышибала Никита Лебедев
Третья Принцесса Кристина Ямщикова, Арина Литвиненко
Советник Третьей Принцессы Никита Сарычев, Александр Петров
Художник Станислав Курагин
Придворные, Конкурсанты, Фрейлины - артисты студии пластики театра
Певец - артист молодежного хора театра Николай Плотников

Следующий спектакль «Принцесса на горошине» 24 и 25 января.

И БОЛЬ КАК ПРЕЖДЕ ГЛУБОКА
XVI Международный Рождественский фестиваль искусств завершился спектаклем «Повесть о Сонечке» Государственного академического театра имени Евгения Вахтангова. Сценическая версия и постановка – Владислав Наставшев, сценография – Владислав Наставшев и Валерия Барсукова.

Время утекает, как песок. На песчаных заносах громоздятся полуразвалившиеся шкафы, похожие на люки из одного прошлого в другое прошлое. В углу свалены разномастные стулья, списанные со спектаклей. Театр в жизни Марины Цветаевой закончился, оставив творческую неудовлетворенность и разбитые любови.

Время неумолимо. Соня умрет от рака, а Марина состарится. О том, какой страшной будет ее смерть, пока никто не знает. Время повернулось вспять и замерло в той точке, когда после революции Соня и Марина познакомились в студии Вахтанговского театра. Время показало, что сегодняшний театр имени Вахтангова дорожит своей историей и наполняет репертуар спектаклями, имеющими к ней отношение. Сентябрьское превью Рождественского фестиваля «Варшавская мелодия» – из того же списка.

Мемуары Марины Цветаевой показывают реальных персонажей, имена которых остались в анналах: Софья Голлидэй, Юрий Завадский, Алексей Стахович, Вахтанг Мчеделов, Павел Антокольский, Владимир Алексеев. Их играют всего трое актеров: Евгения Крегжде, Ксения Трейстер, Константин Белошапка. Ирреально только время, в котором Цветаева перемещается от воспоминаний конца 30-х к перевоплощению в действующее лицо Серебряного века. Главная фигура – это Сонечка в белоснежной блузке, широкой юбке, капризная, своенравная, ревнивая, пылкая, обидчивая, обреченная. Она требует, жаждет, вожделеет любви, у нее «целые Гималаи любви». Только любовь скорее раздавит, чем окрылит. Никого не избавит от одиночества, как и ее саму.

Сонечка – оптическая иллюзия, образ из снов, призрачное видение, но и настоящая настолько, насколько условна увлекшая ее Вахтанговская студия с бутафорскими крыльями ангела, петлей-удавкой, от которой летят клубы меловой пыли, уютным гробом с подушкой, произведенным от опрокинутого комода, прожектором, бьющим световым лучом в глаза зрителей.
Стихи Цветаевой звучат как эхо пережитой боли, а перемежающиеся с ними студийные скетчи шаржированы и гротескны. Основоположники здесь не в чести, «Станиславский идет», – шипит Марина, и подруги принимаются фальшиво рыдать на похоронах наставника Стаховича, позируя в кладбищенских венках. Да и вся «Повесть о Сонечке» поставлена не по Станиславскому, к которому мы привыкли, а, наверное, как была бы поставлена ее «Метель» и еще восемь абсолютно не сценичных пьес, так и не попавших на подмостки.

В театре или остаешься на всю жизнь – или уходишь навсегда, как только поймешь, что у поэта другая стезя. Из Вахтанговской студии Марину унесло метелью, песчаной бурей, морской волной. Друг Марины Володя Алексеев, Володечка, как она его называет, самый искренний из всех мужских персонажей, долго стирает грим перед тусклым зеркалом и тоже уходит из театра в реальную жизнь. Сцены прощания близких людей – это поэзия надлома и надрыва, вертящийся круг с бегом в никуда, расставленные по разным краям сцены одинокие фигуры. Трагический исход предрешен и неизбежен. Время похоронило под песчаными барханами и их мечты, и их самих, осталась только поэзия. И немного прозы.

До встречи на XVII Рождественском фестивале!

XVI Международный Рождественский фестиваль искусств показал спектакль «Пышка» Государственного театра из Армении «Амазгаин» имени Соса Саркисяна. Режиссер Нарине Григорян, художник Виктория Риедо-Оганнисян.

Сюжет Ги де Мопассана захватывает период франко-прусской войны 1870 года, но неважно, какой век на дворе. Государственный флаг Франции похож на наш, а дилижанс с беженцами из Руана покачивается вне времени и пространства под нескончаемо-убаюкивающее «Болеро» Равеля. Впрочем, пассажиры этого ненадежного транспортного средства очень даже конкретны: благопристойные буржуа с безупречной репутацией. Только у девицы с так называемой низкой социальной ответственностью по прозвищу Пышка репутация далеко не безупречная, хотя ненависть к оккупантам она доказала на деле. Но так заведено у порядочных людей – пользоваться услугами низшего сословия, а потом плеваться и отплевываться.

Дилижанс раскладывается на горизонтальные плоскости и превращается в стол, за которым путники не чураются угощаться дармовым винишком «за счет заведения». Фактурный прусак с кобурой на поясе ходит по белой скатерти (впрочем, нет там никакой скатерти) в грязных, вернее, до блеска начищенных сапожищах, превращая пленников в кроликов перед удавом. Хлесткие, резкие, отрывистые фразы он выкрикивает на немецком, прочие персонажи изъясняются на армянском, над их головами вместо звезд вспыхивают субтитры, но всё понятно без слов, ибо правда и кривда жизни высвечивается на красивых лицах армянских актеров.

Пышка – настоящий кладезь эмоций. Еще никого не посетила потрясающая идея выплыть за счет другого, а в ее душе уже проходит нешуточная моральная борьба. Гамма чувств отражается на ее хорошеньком кругленьком личике – сомнения и колебания, решимость и протест, безумие и отвага, гордость и предубеждение. Она простодушна, наивна, щедра и доверчива. Такими легко манипулировать, особенно когда дело касается шкурных интересов. Две заскорузлые монашки опять неистово перебирают четки, делая вид, что на всё воля божья, и закатывая хитрые глазки к небесам.

Воздух спектакля насыщен озоном, наэлектризован грозовыми раскатами, расцвечен траекториями молний. Всё вокруг двигается, колышется, пульсирует, вступает в химические реакции, разрушает стереотипы, клубится сгустками юмора. Кажется, что жизнь веселая штука, пока на крутых виражах не остановишь ее бег. Режиссер делает стоп-кадры наиболее значимых по смыслу и накалу мизансцен, и перед зрителем разворачиваются картины, фиксирующие слабости, глупости и подлости милой компании. Даже «Тайная вечеря» попала в раскадровку, когда благочестивые дамы, их мужья и особенно иссушенные и обескровленные религией монашки устраивают демагогическую атаку на беззащитную Пышку. Собирают в кучу античные и библейские байки на тему самопожертвования, чтобы спастись за счет другого, а потом его же уничтожить своим презрением. Включить на автореверсе «Болеро» и мирно отбывать в дилижансе в безоблачное будущее, забыв, благодаря кому остались целы и невредимы.

Можно неистово размахивать государственным флагом, при звуках гимна вставать и прижимать руку к сердцу, носить маску суровости и благородства, клясться в верности Отечеству. А при встрече с врагом дрожать, как осиновый лист, блеять, как овца, унижаться, как загнанное в клетку животное, подавать полотенчико, предавать ближнего. Ну да, идет война, а на войне годятся любые цели и средства, Армения испытала это на себе. «Амазгаин» черпает сюжеты не столько из переводной литературы, сколько из нескончаемой повседневности. Он открылся в то время, когда закрылось всё, – в 1991 году, во время первой Карабахской войны. Не было воды и света, еды и денег, свое здание дождались только в 2023-м (жаль, гости из Еревана не успели посетить театр Афанасьева, а то бы побратались). Гастролируют по миру, только что вернулись из Туниса, и там тоже воспринимали «Пышку» как историю «про нас». Наринэ Григорян говорит, что миссия ее театра – любой сюжет поднимать до общечеловеческих ценностей. «Пышку», где случается перевертыш святость-низость, называют пушкой, которая бьет точно в цель.

ЧТО ДЕЛАТЬ НАМ С БЕССМЕРТНЫМИ СТИХАМИ
XVI Международный Рождественский фестиваль искусств 13 декабря представил специальных гостей форума. Народный артист России Валерий Баринов и заслуженная артистка России Ольга Кабо выступили в литературно-музыкальном спектакле «Ты не становишься воспоминаньем…», поставленном к 80-летию Валерия Баринова.

Литературно-драматическая композиция, если считать таковой ее жанр, может ли стать драматическим спектаклем? Мастерство Валерия Баринова и Ольги Кабо превратит камень в воду. И это при том, что два часа сценического времени заняло только чтение «бессмертных стихов» и прозы, сопровождаемое краткими сольными вкраплениями альтиста Матвея Костолевского. И больше ничего. Ничего больше и не надо. Точнее, там содержится много больше.

Два актера играют двух актеров, отрепетировавших для своего выступления на гастролях энциклопедию русской любви: Пастернак, Блок, Есенин, Фет, Ахматова, Цветаева… Гастроли, судя по всему, составлялись по горящему графику: кто не занят в других проектах. И вот на площадке нежданно-негаданно встретились двое, кого связывает не только мощный литературный бэкграунд, но и личные отношения.

Сначала Она выходит в белом платье в пол, но без фаты, как несостоявшаяся невеста. Во втором акте Она – в черном, будто всё давно обуглилось, хотя нет, это просто строгий вечерний лук. Он – всегда в безукоризненном сером костюме с бабочкой. Мужчины, они такие – что бы ни случилось, одеваются безотносительно к настроению. Но настроение, вернее, настрой на работу, был у него до встречи с ней. Теперь – неистовый вихрь, сметающий обыденность и отметающий почтенный возраст. Мало кому дано в 80 лет метать в зал шаровые молнии.

Она и Он не вспоминали друг друга потому, что и не забывали. Не могли забыть, как в стихотворении Марины Петровых: «Ты не становишься воспоминаньем. Как десять лет назад, мы до сих пор Ведем наш сокровенный разговор, Встречаясь, будто на рассвете раннем». Каждое слово, каждая строка отбрасывают в личные переживания, в ту пору, когда они были вместе, потом порознь, потом случайные встречи, взаимные укоры, обиды, отчаяние, опять отчаяние и решимость, опять проблеск надежды и осознание невозможности любви на всю жизнь. Он и Она сливаются во взглядах, жестах, незримой силе внутреннего тока, превращающей их в единое целое, хотя физически они даже не прикасаются друг к другу.

Тема целомудренного поцелуя руки проходит через несколько декламируемых ими произведений. Так нежно, так горько отображается прожитое в интерпретации классиков, заменивших собственные слова. Ни одной репликой от себя не перекинулись Он и Она – не было необходимости в этом. Поэзия вобрала в себя всё высказанное и невысказанное, всё спетое и неспетое, всё пережитое и переживаемое сейчас.

Считается, что Иван Бунин писал стихи в прозе, и Валерий Баринов рассказывает его «Иду» как стихи. А там, а там… И вот его лирический герой, у которого все отболело, возрождается заново, силой своей страсти воспламеняет коллективное сердце зала. У каждого из зрителей было такое, или примерно такое, или еще посуровее, чем такое, когда «однажды на святках завтракали мы вчетвером». Начинаешь вербализировать то, чего сам себе не решался сказать. Хочется плакать и орать – от невозможности исправить, от острого ощущения потери, от того, что больше никогда. Вот это самое чувство утраченного, это невыносимое защемление любовного нерва, эта тоска от невозможности увести ее (его) за собой или вернуть хотя бы одно-единственное мгновение пронизывает, вернее, пронзает весь спектакль.

Высшая степень актерского мастерства – когда зритель соединяется с текстом и чувствует, что это про него. Сверхвысшая степень актерского мастерства – когда зрителя волнует, что это происходило не только с ним. Ведь мир так многообразен, что зацикливаться на себе нет никакого смысла.

Так что же, все-таки, делать нам с бессмертными стихами? Принято думать, что театр не дает ответов на вопросы, а Гумилев в шедевре «Шестое чувство» обращался за ними (ответами) к Богу. Но театр в этот вечер ответ на этот вопрос дал.

В МОРОЗ ПО СНЕГУ БОСИКОМ
XVI Международный Рождественский фестиваль искусств 10 декабря показал моноспектакль «Жирная Люба» Московского еврейского театра «Шалом». Автор и актер Олег Липовецкий.

Олега Липовецкого в Новосибирске знают хорошо. В «Глобусе» идет его авангардный спектакль «Лисистрата», поставленный в 2018 году. В том же году фестиваль «Ново-сибирский транзит» показал его спектакль «Мертвые души», где трое актеров из маленького городка Лесосибирска сыграли целую вселенную. И вот он сам выходит на сцену, да еще в роли самого себя. Моноспектакль «Жирная Люба» сделан по автобиографической книге «Жизнь номер один».

Как, скажите на милость, увязать звездного режиссера, худрука театра «Шалом», многократного номинанта «Золотой маски» с изгоем по фамилии Любашевский, которого в школе прозвали Жирная Люба? Никак, но придется, чтобы понять, что такое самоирония, самосовершенствование, творческий рост. Книгу открывает дисклеймер о том, что все совпадения с реальными людьми и событиями случайны, но воспринимается как провокация с подтекстом. С этого начинается терпкий юмор повести, над одной только фразой «возможно, там будут деньги» хохочешь, вытирая слезы. Так бывает, когда самому герою не до смеха. Да и тебе через несколько страниц тоже.

Автор и актер постепенно подводит к ситуациям, когда понимаешь, что не развлекать он нас пришел. Сначала он резво бегает по сцене, включает и выключает лампы, обнимает магнитофон, рисует на стекле забавные рожицы. Травит байки про детство, в котором поступки малыша не укладывались во взрослую логику, но с точки зрения ребенка были очень даже логичны. Он то устраивал побег из окна детского сада по водосточной трубе, то, наоборот, карабкался вверх по трубе пожарной. А как он улепетывал от старшего брата, которого укусил за ногу, в мороз по снегу в одних колготках и рубашонке, даже не надев тапки!

Олег Липовецкий крутит зрителем как хочет – создает непрерывный интерактив, спрашивает и переспрашивает, с кем-то знакомится и обнимается. Зал откликается живым участием – поднимает лес рук, хором орет троекратное «да!», смехом перекрывает прочие звуки. Делая шаг в иное состояние, автор и актер замирает в раме с лампочками, которая из геометрического элемента сценографии превращается в грозовые ворота. И вдруг наступает тишина такая, что слышно, как гудит муха. Нет, гудит не муха, а световое оборудование, которое, оказывается, очень громкое. Это после того, как происходит переход к самому драматическому моменту школьных лет. «Это может быть смешно?» – звучит гневно и требовательно. «Это может быть смешно?» – повторяется еще раз.

Полное приятие в дружной еврейской семье (несмотря на выходки старшего брата, но он карал за дело) – и нескончаемый буллинг в школе на протяжении семи лет. После историй, похожих на твои собственные и зарытых в недра стыда и обид, после горьких откровений затравленного мальчишки, после безоглядной исповедальности спектакля имя мучителя Димы Титоренко точно станет нарицательным. Лирический герой был доведен до крайней точки отчаяния: «Вечером, когда родители, поужинав, сели смотреть программу "Время", я вышел из своей комнаты, выключил телевизор и тихо сказал: "Пока не похудею – в школу больше не пойду. Заставите идти – повешусь"».

Спойлер, как и дисклеймер в книге, здесь будет вполне уместен, поскольку утешителен. Олег Любашевский вышел из этой войны победителем; Дима Титоренко был повержен и уничтожен, справедливость, как говорится, восторжествовала. Но справедливость была добыта чудовищными усилиями, ведь легкие победы не в счет. «Жирную Любу» можно считать наглядным пособием по становлению личности. Она формирует понимание, что от тебя зависит многое. Оказывает психотерапевтический эффект, если хотите.

История детства, отрочества и взросления – пример того, как можно справиться с травматическим опытом и полюбить жизнь. Полюбить, даже если первая любовь осела в воспоминаниях тоской расставания. Полюбить, несмотря на трагическую историю бабушки Ривы, чудом спасшейся от фашистского расстрела, а трое ее детей остались в могиле. На чудовищную сторону еврейского вопроса. На уход близких. Они шлют незримые весточки из прекрасного далека, куда попадешь и ты – после того, как выполнишь в жизни номер один свое предназначение на земле.

ПОПОВА + СМИРНОВ
XVI Международный Рождественский фестиваль искусств 9 декабря представил одноактный спектакль «Медведь» Санкт-Петербургского государственного театра юных зрителей имени Брянцева. Режиссер и сценограф Илья Архипов, в ролях Екатерина Бездель, Дмитрий Ткаченко, Владимир Чернышов.

Чеховского «Медведя» театралы вроде бы уже знают наизусть. Новосибирцы точно знают: и в «Глобусе», и в «Красном факеле» в свое время его показывали. Правда, во втором акте всегда было продолжение с «Предложением», и спектакль воспринимался как цельная история с разными персонажами.

Илья Архипов ограничился одной пьеской, назвал ее «черно-белый водевиль», установил хронометраж 50 минут, использовал стилистику немого кино, для чего растянул белую простынь и затеял эффекты контрового света. За игру теней отвечает слуга барыни Лука. Когда его отправляют с глаз долой, его силуэт обозначается на белом экране, и эти простые приемы прошлого века льют воду на мельницу смыслов.

Кинематографу столетней давности подлинный психологизм был недоступен, зато картинные позы и жесты, исполняемые актерами с соответствующим гримом, с первых минут дают понять, каким фальшиво-показным может быть помещичий мирок. «Ломаки, кривляки» – усмехался Чехов, имея в виду пустоголовых дамочек. «Перебор!» – одергивает сама себя безутешная вдова и откручивает в минус степень притворства. Как жить по-другому, Попова не в курсе. Ее жизнь ничем не наполнена, заняться ей нечем, кроме как изображать траур и считать не просто месяцы со дня смерти супруга, а даже секунды.

И вот входит сосед. Он тоже в белой маске и тоже изображает чувства – то решимость, то гнев. Модуляции его густого тембра обретают юмористическую окраску. Интересно поймать момент, когда конфронтация Поповой и Смирнова перейдет в страсть. Слуга Лука подливает масла в огонь. Он, понятно, ходит с белым лицом, так как обязан угождать псевдо-страданиям хозяйки, но душа требует новых впечатлений. Парень весьма заинтересован в нарушении хозяйкиного целибата, хотя сам, понятно, не претендует. Смирнов обретает в Луке своего союзника!

Без пяти минут влюбленные носятся по дому и крушат всё на своем пути. Об этом мы узнаем из субтитров, бегущих по экрану. В это время он и она исполняют опереточные арии, проясняющие, что дело идет к счастливой развязке.

При всей кажущейся простоте мизансценических решений «Медведь» содержит преинтереснейшие кадры. Попова и Смирнов медленно приближаются друг к другу, замирая с револьверами в вытянутых мимо цели руках, и… Короче, дело к ночи. Кстати, медведь – это вовсе не сосед, хотя Попова обзывает его именно так, а покойный ее супруг, увековеченный в форме не то медвежьей, не то львиной головы. Скульптура из гипса (а может, из папье-маше) утвердилась в покоях безутешной вдовы как единственный (если не считать Луки) собеседник. Но Попова, как только Смирнов вытряхнул ее из футляра, быстро переобулась. Будем ожидать появления потомства.

ТЕЛЕГА ВРЕМЕНИ
XVI Международный Рождественский фестиваль искусств 5 декабря представил спектакль «Дядя Ваня» Новокузнецкого драматического театра. Режиссер Сойжин Жамбалова, композитор Дахалэ Жамбалов, художник Натали-Кейт Пангилинан.

Показать что-то новое в пьесах Чехова – задача практически невыполнимая. В России, наверное, нет такого театра, который бы не обратился к нему хотя бы раз. Ничего не остается, как объединить его героев в единое высказывание и посмотреть на них в бинокль снизу вверх, как на звездное небо.

Да и эта идея не так уж нова. Полифонического Чехова ставили Лев Додин в Москве, Сергей Афанасьев в Новосибирске, Сойжин Жамбалова в Новокузнецке. Повсюду открывается, что чеховские персонажи живут в одной вселенной и мыслят в единой парадигме – при всем разнообразии их характеров и житейских проявлений.

Они приехали сюда на большой грузовой телеге, тяжелой, как казнь. Эта телега еще сыграет свою роль как орудие расправы над ближним. А пока персонажи молчат, высматривая что-то невидимое, как в прологе «Вишневого сада» Някрошюса. Место сбора – перевалочный пункт между бытием и небытием, площадка вне времени и пространства, где на межзвездном пятачке «Дяди Вани» пересекаются параллели и меридианы сюжетов «Вишневого сада», «Чайки», «Трех сестер», «Иванова». Персонажам нужно докричать невысказанное, проиграть паттерны несложившегося, закрыть гештальты, хотя это невозможно. Поэтому они так и будут терзать друг друга, вклиниваясь со своими монологами в чужое действие, повторяя о неудавшейся любви, хватаясь за призрачные видения. Как в том анекдоте, где музыканты симфонического оркестра, попав в ад, играли без перерыва на сон и еду.

Гонимые неутоленным влечением, влюбленные приближаются друг к другу, но те, другие, встают между ними преградой, не пускают, хватают за руки. Серебряков не может смириться с нелюбовью жены и собственной бездарностью, сочиняет небылицы о своей болезни, сатанеет от ревности, хватает телегу за оглобли, чтобы раздавить заживо. Мстит Елене Андреевне и всему миру абсурдным требованием продать имение, и теперь уже дядя Ваня разгоняет на врага зевсоподобную колесницу, ничего не соображая в своей ярости. После Войницкий и Серебряков недвижимо стоят друг против друга, как на дуэли, пистолет замирает в вытянутой руке, как при стоп-кадре, а на заднем плане идут похороны Кости Треплева, который уже успел нажать на курок.

Те, кто остался, устраивают дискотеку с ужимками и прыжками, пытаясь разорвать оковы неизбывной тоски. Современный плей-лист содержит шлягеры, отражающие все виды душевного уныния, – тут вам и «Девчонка-девчоночка» для Елены Андреевны, которую хотят все, и три песни про Москву, куда так и не уехали сестры Прозоровы. Уж лучше измотать себя в дикой пляске, чем стаканами пить самогон, что подливает горюющим девчонкам-девчоночкам утешитель Фирс, увешанный перегоревшими лампочками вишневых соцветий.

Когда нет сил и терпения повторять одно и то же, они включают телевизор со старым советским фильмом. Там Кирилл Лавров и Наталья Данилова устраивают «маленький допрос», а реальная Елена Андреевна и Михаил Львович, не тратя слов понапрасну, жадно кидаются друг к другу, и остановить их сможет только дядя Ваня с букетом. А когда в эпизоде прощания их никто не останавливает, они не могут справиться со своей одеждой и друг с другом, как в страшном сне, в котором ты не в силах совершить простое, казалось бы, действие и не способен совладать с собственным телом.

Фоном идет хозяйственный стук. Кажется, опять рубят нескончаемый вишневый сад. Но нет, это орудуют рабочие с молотками. То ли они чинят расколотое пополам имение дяди Вани с зияющими дырами окон, то ли заколачивают дом, где Фирс остался умирать. А в телевизоре помехи – кончился фильм Товстоногова. Но всё здесь работает на автореверсе, как повторяемость наших ошибок и заблуждений. Всё движется по кругу, в том числе и сеновал, где Елена Андреевна и Астров предаются страсти. Вся жизнь проносится перед глазами раз, и еще раз, и еще, сопровождаемая нескончаемой музыкальной темой в духе Фаустаса Латеноса. Полумгла, клубящийся дым, сквозные лучи, телега времени, букеты из сада, чучело чайки, чемоданы, пистолеты, тоска, маета, глухота, разбитое сердце, отравленная душа, бессмертие.

ТРУДНОСТИ ПЕРЕВОДА
XVI Международный Рождественский фестиваль искусств открылся спектаклем «Житие FM» Московского театра «Современник». Драматург Ярослава Пулинович, режиссер Галина Зальцман, видеохудожник Михаил Заиканов. В главной роли заслуженная артистка РФ Алена Бабенко.

Главных героев спектакля «Житие FM» четверо: мать-филолог, дочь 35 лет не-пойми-кто, внучка-подросток и старая неоперабельная собака Федор Михалыч. Это четыре разные вселенные, четыре языка, четыре психотипа, четыре склада мышления. В общем, они существуют на разных частотах, вследствие чего у каждого свои претензии к другим, но только не к себе. Переводчика ни с одного из четырех языков нет.

ФМ в своих тихих бормотаниях вспоминает, что в прошлой жизни был лайкой. Мечтал бежать на белый диск солнца, а ему не давали. Спасибо, что подобрали с улицы, но, подумать только, водили гулять на площадку с терьерами!!!

Мать назвала собаку в честь любимого писателя, которого возможно понять лишь когда жизнь – сплошная рана. Умоляет ветеринара сделать ФМ операцию, но доводы оставить животное в покое выше ее понимания.

Дочь нигде толком не работает и помешана на коучах и психотерапевтах. Выражается модными штампами: ресурс, токсичность, абьюзер, манипуляции, личные границы, визуализация страха, проработка детских психотравм, вот это вот всё. Ее тезаурус состоит только их этих понятий, других не держим.

Внучка изъясняется на подростковом сленге, где фигурируют инста и зашквар. Вертится волчком, сметает всё на своем пути, вторгается на чужую территорию ураганом, постоянно требует и ничего не отдает.

Старшему поколению зрителей может показаться, что дочь прозомбирована постКашпировскими, выдающими себя за психологов, и самосовершенствование здесь ни при чем. Младшее поколение решит, что поклонница Федоров Михалычей – токсик и ведет себя кринжово. Только житие ФМ вызывает у зала слезы на уровне рыдания. Никого больше не жалко в окарикатуренном мире псевдострадальцев.

Жанр спектакля определен как «жаркое ковидное лето» – вся эта психомаета происходит в пандемию. Многочисленные теле-видеоэкраны, ограничивающие пространство действия, информируют о количестве умерших, и с каждым новым сообщением цифра увеличивается. Казалось бы, надо держаться за родных, беречь их, ан нет. Коронавирус словно был специально придуман для того, чтобы выявить, насколько люди далеки друг от друга. Или, наоборот, чтобы обострить способность поддержать ближнего, когда он одной ногой стоит на карнизе 21 этажа.

Вроде милые все люди, каждый по-своему несчастен, а при соприкосновении друг с другом делаются еще несчастнее. Собственное состояние, обычное для эгоцентрика, затмевает всё вокруг. Совершенно чеховская тема, как и свойственно современной драматургии, решается на общедоступных частотах, зато выпукло, внятно и доходчиво.

А еще она (современная драматургия) исследует проблему виртуального общения, которая Антону Палычу могла присниться только в кошмаре. Не зря же его коллега Пулинович взяла за основу сюжета пандемию, когда народ был вынужден перейти в онлайн. Соцсети и чаты создают иллюзию общности, а на самом деле разобщают. Невозможно понять интонацию, эмоциональное состояние, а главное, почувствовать волны тепла и соучастия своего визави, даже если общаешься по видеосвязи. А мы всё продолжаем устраивать видеоконференции и зависать в чатах, хотя карантин давно закончился, и пора бы отключить все гаджеты хотя бы на сутки. Но нет, у подростков сразу случится психотравма. Так и живем.

А ЕЙ ЛЕТАТЬ ОХОТА!
В первый день декабря Молодежный театр Алтая имени В. С. Золотухина показал на большой сцене театра «Глобус» превью XVI МРФИ – музыкальный миф «Яга». Драматург Мария Малухина, режиссер Дарья Догадова, хореограф Ксения Малинина, композитор Андрей Григорьев, художник по свету Алексей Крючков.

«Я всегда подозревал, что Кощей – бойфренд бабы Яги», – сказал после спектакля один продвинутый зритель и углубился в аналогии с американской Малефисентой. Но мы этого делать не будем, ведь «Яга» – чисто славянская сказка с уклоном в алтайский эпос. В ней так и слышатся ритмы шаманских бубнов, посвист таежных птиц, гудение вихрей враждебных, гулкое горное эхо, делающее тайну двоих достоянием всего княжества. В атмосфере мюзикла колышутся волны древних тревог и страхов, добытых из языческих глубин. Стихией архаичного мира управляет богиня Морена, под началом которой птица Гамаюн, Калинов мост, колодцы с мертвой и живой водой.

Мы привыкли к сказкам со счастливым финалом. Не зря же говорят: как в сказке. Но «Яга» – спектакль для взрослых с маркировкой 16+. Он не щадит зрителя, показывая ему трагическую сторону жизни, в которой зло побеждает добро, прощение бессмысленно, а любовь бессильна перед завистью. Уже в прологе, воссоздающем обряд празднования Ивана Купалы, чувствуется напряжение и угроза, готовая вылиться в безжалостную расправу с инакими. Княжна Забава не допустит, чтобы кто-то был счастливее, чем она.

Образ шаблонной бабы Яги, привитый Георгием Милляром, ночует в другом месте. Баба Яга-костяная нога здесь молодая, стройная, сексапильная ведунья – бывшая хромоножка, дурнушка, изгой, преображенная чудодейственной силой. У нее тоже есть метла, но полетное устройство не работает – должен же хоть где-то случиться сбой программы. Двое из Ларца советуют своей «хозяйке» мысленно представить полет на метле, если душа требует оторваться от земли, взлететь к облакам, парить над временем и пространством. Яга исполняет пластическую версию своей мечты, падая прямиком в объятья суженого, который не кто иной, как бог Велес. Любовь – это и есть полет души и тела. Но счастье не бывает долгим, а мифические боги не всесильны. Они могут быть еще беззащитнее, чем люди. Особенно если этим людям удается добыть иглу и сломать ее.

А его возлюбленной судьба предписала огонь. Сначала Яга обжигается на костре, через который ее, пока еще увечную, заставляют прыгать, «как все». Затем ее ошпаривают и жгут в бане. А после она, потеряв возлюбленного, ослепленная болью и яростью, сжигает всё княжество. Почему, зачем, за что?

Слишком легко наступило исцеление от хромоты. Слишком просто досталось ей волшебное блюдо с наливным яблочком. Слишком простодушна оказалась она, поверившая в добрые намерения ненавидящих ее антагонистов. Не связывайтесь с колдовством – оно притягательно, но к добру не приведет. Не принимайте волшебных даров – они чреваты непосильными бедами. Не уповайте на свою силу – она не безгранична. Не искушайтесь властью – она обманчива. Не молитесь богам – они любят испытывать человека горем и наблюдать, что из этого выйдет.

Мюзикл «Яга» – это микс рок-оперы с рок-балетом, где тема неумолимости рока транслируется прежде всего через пластику, вокал и визуальные образы. Круг-кольцо сцены непрерывно движется, подобно древнему магическому кругу, объединяющему мистику и реальность, свет и тьму. А мельничное колесо так и не повернулось ни разу, и только отбрасывает тени, превращающиеся в потусторонних существ – соглядатаев человеческой трагедии.